Борис Спасский стал международным мастером в шестнадцать лет, для того времени — а это произошло в самом начале 1953-го — это был безусловный рекорд. «Спасибо советской власти!» — позднее объяснил он свое достижение. А дело в том, что на старте турнира в Бухаресте советские участники беспощадно молотили друг друга, и неожиданно вперед вышел венгр Ласло Сабо. И тут из Москвы поступила телеграмма-молния от властей: «Перестаньте безобразничать, начинайте делать между собой ничьи!» К этому моменту Спасский уже успел обыграть Смыслова, но ему предстояли встречи с Болеславским и Петросяном, и неопытный Борис волновался, что не устоит в партиях с ними. Но, получив телеграмму, все подчинились кремлевскому приказу, и задача предельно упростилась.
В 1955 году Спасский завоевал в Антверпене звание чемпиона мира среди юношей. В шахматах он уже тогда был профессором, а вот вне доски порой проявлял непростительную наивность. Так, после окончания первенства восемнадцатилетний юноша спросил у руководителя делегации, почему в Бельгии, где никто не изучает марксизм-ленинизм, люди живут гораздо лучше, чем в СССР, где этой наукой владеют, чуть ли не с пеленок.
Прямо скажем, задавая в те годы подобные вопросы, этот талантливый, но уж слишком простодушный юноша рисковал надолго прервать свою шахматную карьеру. Но все обошлось.
Перед поездкой на международный турнир Спасского, проживающего тогда в Подмосковье, как положено, пригласили для собеседования в Московский обком партии. Один из членов комиссии спросил, знает ли он, кто сейчас возглавляет обком. Борис ответил мгновенно, правда, вопросом на вопрос:
— А знаете ли вы, кто в этом году стал чемпионом Москвы по шахматам?
Члены обкома перепугались (а вдруг чемпионом объявлен Леонид Ильич?!) и тут же подписали Спасскому характеристику.
И снова о характеристике... Перед очередным турниром Спасский прибыл на парткомиссию в ярко-красном костюме, вокруг его шеи был обмотан желтый шелковый шарф.
— Что за попугай к нам пришел? — спросила одна пожилая большевичка.
На это Спасский прочитал женщине небольшую лекцию о современной моде. Несмотря на такую дерзость, все могло завершиться миром. Но тут кто-то попросил Бориса осветить положение в Италии (тогда все газеты писали о сицилийской мафии), а он вдруг стал подробно рассказывать о ситуации... в Голландии.
— Это очень интересно, — перебил претендента на характеристику председатель комиссии, — но вы не поняли вопроса: вас спросили об Италии.
— Да нет, я прекрасно вас понял, но в последний раз я был в Голландии. А делиться впечатлениями я привык о том, что видел своими глазами.
— Вы что же, газет не читаете?
— Простите, я журналист по образованию, и кому, как не мне, знать цену нашим газетам. К сожалению, чаще всего они врут.
— И «Правда»?
— «Правда» тем более!
Тут возмущенные коммунисты вскочили со своих мест и потребовали Спасского покинуть помещение. О том, чтобы подписать характеристику, не могло быть и речи. Более того, можно было считать, что на сей раз шахматная карьера гроссмейстера уж точно завершилась. А спасла его ответственный секретарь Шахматной федерации России Вера Тихомирова, сопровождавшая Спасского на комиссию. Полчаса она убеждала старых большевиков, что это недоразумение, просила поверить в лояльность гроссмейстера. И в результате одержала одну из самых важных побед в истории отечественных шахмат!
Наставником Спасского в течение нескольких лет был гроссмейстер Толуш. Однажды, возвращаясь вместе с Сало Флором в дом отдыха в Серебряном бору, он опоздал к отбою и решил перелезть через забор. К своему несчастью, Толуш упал и сломал ногу (Флор, как человек осторожный — и за шахматной доской, и в жизни, — нашел дырку в заборе и «спасся»). Александр Казимирович очень сожалел, что из-за травмы не сумел поехать со Спасским на студенческое первенство мира и стать свидетелем произошедшего там ЧП. А дело в том, что при подготовке к очередному туру его ученик неожиданно задал руководителю делегации каверзный вопрос о характере заболевания В. И. Ленина. Вопрос буквально поверг представителя компетентных органов в шок, и Толуш сокрушался, что пропустил эту эффектную сцену.
Когда-то призы у советских шахматистов не отбирались, но были мизерными, например, в претендентском матче Спасский — Ларсен нашему гроссмейстеру причиталось всего около двухсот долларов. Спасский выразил недовольство тогдашнему президенту ФИДЕ Фольке Рогарду. Каково же было его удивление, когда Рогард сообщил, что приз соответствует рекомендации Шахматной федерации СССР. Когда Борис Васильевич убедился, что именно так проявляется забота партии и правительства о спортсменах, он извинился перед президентом за свой упрек.
Спасский постоянно обыгрывал Бента Ларсена, в то время одного из претендентов на корону. «Много амбиции, но мало амуниции», — шутил Борис, хотя и уважал Ларсена как человека и шахматиста. А когда в 1968-м их претендентский матч завершился очередным разгромом датчанина, Спасский тонко подметил:
— Ларсен играл как любитель, но получал как профессионал. Я же, наоборот, играл как профессионал, но получал как любитель...
В семидесятые годы большой резонанс у нас получило «дело Анджелы Дэвис». Хотя никто толком не знал, в чем она обвиняется, все гневно протестовали и требовали ее защиты. Было подготовлено специальное послание тогдашнему президенту США Ричарду Никсону, которое предложили подписать многим известным людям, в том числе двум шахматным королям — Ботвиннику и Спасскому.
Ботвинник заявил, что не имеет никакого желания вступать в переписку с Никсоном. Спасский согласился подписать письмо, но предварительно попросил показать ему материалы дела, чтобы лично убедиться в необоснованности предъявленных Анджеле Дэвис обвинений.
С тех пор с подобными просьбами к ним никто не обращался.
В Амстердаме решался вопрос, где проводить матч Спасский — Фишер. Тогдашний президент ФИДЕ Макс Эйве пригласил к себе представителей обоих гроссмейстеров. Интересы чемпиона мира должен был защищать начальник отдела шахмат Спорткомитета СССР Виктор Батуринский. Но Спасский этого не хотел и поэтому пошел на хитрость: обратился к Батуринскому с просьбой заверить ему в Центральном шахматном клубе доверенность на вождение машины. Батуринский отказался, объяснив Спасскому, что это делается только в нотариальной конторе (Борис Васильевич прекрасно об этом знал!). А за два дня до отъезда на совещании в Спорткомитете чемпион мира заявил: «Виктор Давыдович отказал мне в доверенности на машину, и поэтому я не доверяю ему быть моим представителем в Амстердаме». Руководство долго смеялось, но Спасский своего добился: Батуринский остался дома.
После фиаско с Фишером в следующем цикле Спасский снова решил побороться за корону и хотел заручиться поддержкой своего бывшего тренера Игоря Бондаревского. Тот отказался помогать, и десятый шахматный король остался совсем один: за его свободолюбие власти относились к нему весьма негативно. В этой борьбе, которую Спасский вел в гордом одиночестве, ему помог Александр Солженицын. В его книге «Бодался теленок с дубом» Спасский прочитал важные для себя слова: «Если вы никого не боитесь и приготовились к смерти, то вас никто не может победить. Может только убить, но убить — это не значит победить».
Когда гроссмейстер однажды встретил Солженицына, то подарил ему шахматную книгу, надпись на которой заканчивалась так: «От благодарного дубободателя. Борис Спасский».
До 1972 года на призы советских гроссмейстеров никто не посягал. Однако огромную по тем временам сумму — более 100 тысяч долларов, которую Спасский получил за поединок с Фишером, спортивные чиновники не вынесли, и он стал их кровным врагом. Ходили слухи, что особый гнев властей вызвала покупка Спасским шикарного автомобиля, который он демонстративно ставил рядом со стоянкой председателя Спорткомитета СССР Сергея Павлова, а то и вообще занимал его место.
Павлов пожаловался в ЦК, и, как следствие, шахматистов взяли под контроль. Для них были выработаны специальные правила, как поступать с гонорарами. Приз до 1000 долларов оставался неприкосновенным, но из следующих девяти тысяч (а всего до десяти) одну половину разрешалось положить себе в карман полностью, а вторую требовалось поменять на деревянные по грабительскому курсу: 60 копеек за доллар. Что же касается крупных призов, по ним принималось особое решение правительства и Совмина. Собственно последний пункт, действовавший вплоть до перестройки, коснулся лишь Карпова и Каспарова в их матчах за корону.
Во время претендентского матча с Карповым Спасский почувствовал, что с ним что-то неладное. Приехавшая женщина-врач измерила ему пульс, давление, но ничего не сказала. «Зачем я так доверчиво согласился на ее посещение?» — сетовал Борис, сообразивший, в чем дело: на Карпова в матче работало множество служб, и загадочная посетительница немедленно передала сведения о состоянии Спасского по назначению.
Первый раз Спасский женился в двадцать с небольшим, но брак с Зинаидой оказался непрочным. Примечательно, что его вторая жена Лариса, которая была младше Бориса на пять лет, жила в Ленинграде в том же доме, что и Зина, причем он был с ней знаком еще до первой женитьбы. Видимо, гроссмейстер не сразу сделал правильный выбор, а может быть, таким своеобразным образом переждал, пока Лариса подрастет...
Впрочем, этому ленинградскому дому «не повезло»: в дальнейшем Спасский снова развелся и женился на француженке. И, наверное, для надежности, чтобы этот брак был прочным, Борис Васильевич решил построить себе уютный загородный дом во Франции собственными руками.
Со своей третьей и последней женой, Мариной Щербачевой, Спасский познакомился в Москве. В семидесятые годы застой был в самом расцвете, и его, человека независимого, свободолюбивого, буквально замучили партийные идеологи и непреклонные функционеры. Они всячески препятствовали его женитьбе на иностранке, но Марина проявила необычайную энергию в борьбе за свое женское счастье.
Работая в торговом представительстве Франции в СССР, она сумела достать приглашение на прием, который Брежнев давал в честь Жоржа Помпиду, посетившего тогда Москву. В Кремле ему задавали разные вопросы, обратилась к нему и Марина:
— Господин Помпиду, а как вы относитесь к любви?
Президент даже просиял (как мог ответить француз на такой вопрос):
— О, нет ничего прекрасней любви!
— Почему же тогда нам с Борисом Спасским запрещают жениться? — последовало неожиданное продолжение.
Тут же президент Франции переадресовал вопрос Брежневу (разумеется, через переводчика), чем весьма озадачил его. Генсеку не оставалось ничего другого, как признать, что это какое-то недоразумение. А на следующий день Бориса вместе с невестой-француженкой вызвали в загс, и брак был мгновенно зарегистрирован.
Перед своей третьей женитьбой Спасский решил посоветоваться с шахматным журналистом Виктором Хенкиным, стоит ли ему это делать. Опасаясь дать неверный совет, журналист прибег к помощи Сократа: «Как бы ты ни поступил, ты будешь горько об этом жалеть».
Но надо сказать, что на сей раз Сократ, а вслед за ним и Хенкин ошиблись. Уже более четверти века живут в Париже шахматный король со своей королевой, причем живут богато и счастливо. Особенно после второго матча с Фишером, когда Спасский стал миллионером.
В 2012 году возвратился в Россию.
В первом матче за шахматную корону между Карповым и Каспаровым после выигрыша 27-й партии счет стал 5:0 в пользу Карпова. Однако одержать шестую, решающую победу ему так и не удалось: еще двадцать один раз садились напротив друг друга чемпион мира и претендент, и после 48 встреч при счете 5:3 президент ФИДЕ Флоренсио Кампоманес прервал поединок.
Позднее Спасский объяснил, как Карпов мог легко сохранить свой титул. Выиграв в пятый раз, он должен был немедленно сдать матч, заявив, что ему стало скучно играть. Объявить чемпионом мира человека, который проигрывает 0:5 и ни разу в жизни не одолел своего соперника (ни до матча, ни во время его), никому бы в голову не пришло. И, значит, Карпов наверняка остался бы на шахматном троне...
Однажды я попросил Михаила Жванецкого подписать мне свою книжку. Писатель не стал отделываться банальным «С наилучшими пожеланиями и т.д.», и через несколько секунд на титульном листе появились такие слова: «Жене Гику от автора, любящего шахматы, но не любящего играть. Ваш М. Жванецкий».
Звучит парадоксально, как и все, что написано гроссмейстером веселой литературы. Но самое интересное, что и среди других известных гроссмейстеров (Жванецкий не в счет) встречаются такие, которые любят шахматы, но не любят играть в них. Классический пример — Борис Спасский. Мало на свете людей, которые, садясь за доску, так морщатся, изображают такую кислую гримасу, как Борис Васильевич. В прежние времена, когда еще был жив его многолетний секундант гроссмейстер Игорь Бондаревский, этот строгий наставник умел заставить своего подопечного хоть иногда брать в руки шахматную книжку. Увы, после переезда во Францию Спасский вскоре забросил доску и фигуры на чердак. Впрочем, в 1992-м он вновь, как и двадцать лет назад, сразился с Фишером (и с тем же печальным результатом). Призовой фонд в этом «матче века» составлял пять миллионов долларов, и любящая супруга убедила Бориса, что крайне неразумно отказываться от такой многообещающей встречи.