Истории из жизни Михаила Ботвинника

Контрабанда

Михаил Ботвинник всегда был законопослушным гражданином, но один раз в жизни допустил серьезный проступок — во время своей первой зарубежной поездки. В те времена мужчинам запрещалось провозить через границу женские вещи, и Александр Ильин-Женевский, возвращаясь из Стокгольма, разделся и обмотал себя дамскими чулками — выполнял заказ жены. А затем ту же процедуру он проделал и с пятнадцатилетним Ботвинником.

Границу они преодолели благополучно, и Михаил не испытывал угрызений совести, а рад был помочь своему старшему шахматному товарищу.

Забавно, что когда Ботвинник, еще до перестройки, включил этот эпизод с чулками в свои мемуары, он был безжалостно вычеркнут редакторской рукой — только что вышел Указ об усилении таможенного контроля...

Танцкласс

Сыграв вничью матч с Флором, Ботвинник добился международного признания и на традиционном банкете танцевал с самой Галиной Улановой.

«Промолчал, — вспоминал потом гроссмейстер, — но фокстрот она танцевала слабовато. Я же быстрыми танцами — фокстротом и чарльстоном — владел на уровне профессионала. Конечно, не так просто вертеть обеими ногами одновременно. Но я много месяцев тренировался перед зеркалом, пока не выработал свой стиль: ноги работают поочередно, но заметить это почти невозможно».

Двое в штатском

В 1935 году Серго Орджоникидзе наградил Ботвинника «газиком», а когда их движение по Москве и Ленинграду запретили, гроссмейстер поменял свою первую машину на «эмку».

Как-то у трамвайной остановки у будущего чемпиона мира отказали тормоза, и он слегка задел пешехода. Раздался крик, быстро собралась толпа, появился милиционер. Но потерпевший тем временем исчез: прицепился к встречному трамваю, и уехал. Выяснилось, что Ботвинник пострадал даже больше: у него сломался кронштейн фары, которая лежала на широком крыле «эмки».

На следующий день Ботвинник достал новый кронштейн и поставил фару на место. А вечером к нему подошли двое в штатском и попросили показать гараж: кто-то их навел на гроссмейстера. На самом деле незваных гостей интересовала левая фара его машины: один из них вынул из кармана верхний обломок кронштейна и приставил его к нижнему, принадлежащему Ботвиннику. Когда двое в штатском убедились, что обломки не подходят друг к другу, они рассмеялись и рассказали взволнованному шахматисту занятный случай. Оказалось, что накануне какой-то водитель устроил крупную аварию, смылся, но на месте ЛТП осталась фара от его машины. И теперь, чтобы замести следы, преступник ломает левые фары у всех «эмок» подряд. Хорошо, что Ботвинник сохранил обломок кронштейна, благодаря чему оказался вне подозрений.

Достойная замена

Ботвинник женился в 1935-м, а на следующий год молодожены совершили счастливую поездку в Англию, на знаменитый турнир в Ноттингеме. Во время игры Гаяна неподвижно сидела в первом ряду, чем немало удивляла англичан. Первое - второе места разделили Ботвинник и Капабланка. На заключительном банкете Хосе Рауль сказал несколько слов благодарности, затем наступила очередь Ботвинника, но он куда-то делся. Пришлось жене его заменить, не зря она перед поездкой брала уроки английского. После ее выступления англичане топали ногами и стучали пальцами о стол в знак одобрения.

И умна, и красива

Жена Ботвинника Гаяне (или Ганочка, как звали ее многие, в том числе сам Ботвинник) была жгучей брюнеткой с черными глазами, стройной и изящной. Юный Михаил влюбился в нее с первого взгляда. За месяц до свадьбы девушку увидел Капабланка, знавший толк в женщинах. И он дал ей исчерпывающую оценку: «Et bonne et belle» (и умна, и красива). Возможно, это окончательно решило дело.

Гонорар натурой

В прежние времена советские гроссмейстеры, выезжая за рубеж, не имели ничего, кроме суточных и минимального обеспечения со стороны Комитета. Кое-какие льготы, правда, полагались. Например, Ботвинник после победы в крупнейшем довоенном турнире в Ноттингеме получил дачный участок, причем на соответствующей бумаге стояла подпись самого Берии. Правда, чтобы построить дачу, Ботвиннику пришлось ехать далеко в Кандалакшу, давать сеанс одновременной игры, и только таким способом, через директора предприятия, он сумел достать вагон стройматериалов.

Подозрительность

Михаил Ботвинник иногда отличался излишней подозрительностью. Как-то во время матча со Смысловым он решил подвезти своего секунданта Юрия Авербаха домой. Тот попросил остановить машину чуть раньше.

— Дальше я прогуляюсь пешком, — объяснил он. Ботвинник хмуро посмотрел ему вслед и сказал оставшемуся в машине Якову Эстрину:

— Все ясно, пошел показывать наши анализы Смыслову.

Осечка с доносом

Исторический матч-турнир 1948 года на звание чемпиона мира состоялся в Голландии (первые два круга) и в СССР (заключительные три). В середине турнира, после возвращения домой, будущий победитель Михаил Ботвинник готовился к решающим схваткам, а некто Покровский из Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) делал свое черное дело: писал на гроссмейстера доносы в самые высокие инстанции: «Возвращаясь из Гааги в Москву, Ботвинник вез с собой пятнадцать чемоданов... Управление в течение длительного времени следило... Мы беседовали с товарищами, которые были в Гааге...» и т.д. и т.п.

Разумеется, то, что Ботвинник был в Голландии с семьей: женой и дочкой, как и то, что десять чемоданом он вез с собой туда из Москвы, причем большинство из них было забито шахматной литературой, во внимание не принималось.

Донос — дело серьезное, и Ботвинника вполне могли снять с дистанции, не посчитались бы с тем, что корона уплывет за океан (в тот момент на втором месте шел американец Сэмюэл Решевский). А спас Ботвинника, как ни странно, Клим Ворошилов, который примирительно сказал: «Ну и что, а иностранцы, покидая Москву, увозят с собой по двадцать чемоданов. Да и что оттуда можно везти, когда у нас все есть!»

Да, повезло Михаилу Моисеевичу, что Климент Ефремович никогда в жизни не был в советских Магазинах!

Заботливая власть

Еще одна история, которая, как ни странно, происходила одновременно с предыдущей. После голландской части матча-турнира впереди шел Ботвинник, а на втором месте — Решевский. Такое преследование беспокоило советские власти, и во время двухнедельной паузы, вызванной переездом участников в Москву, Ботвинника вызвали в ЦК партии. С ним лично беседовали самые верные соратники Сталина — товарищи Ворошилов и Жданов.

— Мы опасаемся, что чемпионом мира может стать американец, — сказал Жданов, — и хотим вас поддержать. Надеемся, вы не будете возражать, если советские гроссмейстеры Керес и Смыслов проиграют вам умышленно, — добавил главный идеолог тех лет. — Тем самым они проявят себя настоящими патриотами.

Михаил Моисеевич пытался возразить, но Жданов проявил настойчивость. Тогда Ботвинник предложил компромисс:

— Давайте повременим, может быть, это не понадобится.

Жданов был настроен благодушно и пошел навстречу будущему чемпиону мира. (Конечно, если бы Ботвинник уступил Решевскому, его скорее всего ждала бы участь Ахматовой и Зощенко — у Жданова был богатый опыт расправы с идеологическими врагами.)

И правда, в последних двух партиях с Решевским Ботвинник лично обыграл опасного конкурента, отбросил его назад и, таким образом, обошелся без заботы партии и правительства. (Хотя, возможно, «угроза» поддержки властей сыграла свою положительную роль, прибавила Михаилу Моисеевичу уверенности.)

Мудрый генерал

Готовясь к поединку с Бронштейном, Ботвинник стал подбирать свежую литературу. Узнав, что зарубежные издания, которые поступают в Комитет по физкультуре и спорту (в дальнейшем переименованный в Спорткомитет), хранятся в закрытом фонде и на дом их не выдают, он отправился на прием к Аполлонову — руководителю Комитета и генералу госбезопасности, чтобы получить разрешение пользоваться библиотекой.

— А как вы раньше готовились к турнирам? Изучали литературу? — подозрительно спросил генерал.

— Конечно, как же без этого.

— Так зачем же изучать ее снова? — возмутился Аполлонов и отказал Ботвиннику.

Месть

Ботвинник решил поставить Аполлонова на место. И вот однажды, когда тот вызвал чемпиона мира в Комитет, постарался, чтобы в тот же день у него состоялась еще одна встреча... К Аполлонову Ботвинник пришел вовремя, но когда генерал узнал, что Михаил Моисеевич его ждет, он решил подольше продержать его в приемной, показывая ему, кто здесь настоящий король. Зайдя наконец в кабинет, Ботвинник сразу предупредил, что из-за задержки разговор не получится — его ждут в другом месте.

Аполлонов аж покраснел от возмущения:

— Что? Значит, у вас есть дела поважнее, чем беседа со мной?! — закричал он и сделал все возможное, чтобы подольше не отпускать Ботвинника.

В результате чемпион мира опоздал на прием — к кому бы вы думали? — к самому Молотову! Именно с ним была намечена следующая встреча.

Когда Ботвинник приехал в Кремль, он не стал скрывать причину опоздания:

— Товарищ Молотов, руководитель нашего Комитета по физкультуре и спорту полагает, что нет ничего более важного, чем общение с ним, Аполлоновым.

И в тот же день Аполлонов был с треском изгнан с занимаемой должности. Так закончилась «славная спортивная карьера» генерала.

Провокационный ответ

В качестве гостя Ботвинник посетил шахматную олимпиаду в Тель-Авиве. Они прогуливались с Бен-Гурионом, и премьер-министр Израиля излагал ему свою теорию, согласно которой все евреи в мире должны жить в одной стране. Он явно намекал Ботвиннику, что ему тоже пора собирать вещи. В ответ Михаил Моисеевич неожиданно напугал Бен-Гуриона:

— А вы не боитесь, что евреи сделают здесь революцию?

Больше к этой теме премьер-министр не возвращался.

Неуловимый взгляд

После матча-реванша с Талем, в котором Ботвинник уверенно вернул себе чемпионское звание, его часто спрашивали, не мешал ли ему играть гипнотический взгляд соперника, действовавший на многих гроссмейстеров.

— Мне повезло, — отвечал Ботвинник, — благодаря своей близорукости я не видел глаз Таля и не поддался его гипнозу.

Бессменный экс-чемпион

На родине гроссмейстера Николая Крогиуса в Саратове трудился один весьма влиятельный обкомовский деятель по фамилии Ковальков, которого бывший саратовец до сих пор не может забыть. Однажды тот распекал Крогиуса за его не слишком удачную игру:

— Вот смотрите, — внушал он гроссмейстеру, — Ботвиннику уже столько лет, а он из года в год остается экс-чемпионом мира! Берите с него пример.

Арбуз для советских шахматистов

Хотя шахматы — игра индивидуальная, Михаил Ботвинник любил подчеркнуть, что представляет «советскую шахматную школу». Как-то на Кавказе он был гостем турнира, в котором играл Борис Спасский. Гуляя по городу, два короля забрели на базар. Один из торговцев, увидев Спасского, подозвал его:

— Товарищ Спасский, мне очень нравится ваша игра. Вот вам арбуз в подарок.

Но чемпион мира не любил арбузы и отказался от подарка. Тогда Ботвинник подтолкнул его в бок и громко прошептал:

— Борис Васильевич, берите арбуз и пожмите товарищу руку. Ведь это признание заслуг отечественной шахматной школы.

Шоколадная конфета

Остроты Ботвинника бывали весьма язвительными. Однажды в гости к нему пришли профессор Малкин и шахматный теоретик Яков Эстрин. На столе стояла вазочка с конфетами. Вдруг отключилось электричество, и Ботвинник заговорщицки прошептал Эсгрину:

— Яков Борисович, тут осталась всего одна шоколадная конфета. Берите быстрее, пока ее не схватил Малкин!

Кондуит

Ботвинник часто давал указания коллегам и, если они не выполнялись, заносил «виновника» в специальный блокнотик и переставал здороваться (у каждого был свой срок «дисквалификации»). Однажды в штрафники попал и Карпов — когда он «подпольно» встретился с Фишером. Патриарх был против таких контактов и записал 12-го чемпиона в свой кондуит. Отношения полностью восстановились только пятнадцать лет спустя...

Хорошие годы!

Михаил Бейлин спросил Ботвинника, тяжело ли ему было так долго отстаивать свое звание.

— Потребовалось огромное нервное напряжение, — признался Михаил Моисеевич. — От этого, между прочим, у меня все годы кровоточили десна. И только когда я прекратил борьбу за шахматный трон, этот неприятный процесс полностью прекратился.

Бейлин выразил свое сочувствие Ботвиннику. Собеседник немного подумал и, рассмеявшись, добавил:

— Но это были хорошие годы!

Твердый характер

Ботвинник строго осудил Гарри Каспарова за то, что тот, чтобы убрать лишнее препятствие на пути к шахматному трону, отказался от фамилии отца (Вайнштейн) и взял фамилию матери.

— Вот я же не сделал этого, проявил характер! — гордо сказал патриарх.

— А какая была фамилия у вашей мамы, Михаил Моисеевич? — спросили его.

И только тут Ботвинник улыбнулся:

— Рабинович.

Плач секунданта

Вот замечательная история, которая наглядно иллюстрирует своеобразный характер Ботвинника.

Была отложена 23-я, решающая партия его поединка за корону с Бронштейном. Ботвиннику как воздух нужна была победа, но он не видел ее за доской и, сойдя со сцены, подавленный, бросил своему секунданту Гольдбергу: «Все погибло...»

А когда чемпион мира вышел из зала, к нему поспешил Флор, другой его секундант, и обрадовал, что успел посмотреть отложенную позицию, и, если Ботвинник записал ход слоном на первую горизонталь, похоже, он должен взять верх. «Хорошо», — похвалил его Ботвинник, и они поехали к нему домой. Тут Флор стал диктовать многочисленные варианты, Ботвинник соглашался, а потом сказал: «Ты прав, но поезжай к себе и все проверь». Флор ночь напролет анализировал отложенную партию и в итоге убедился, что у претендента действительно нет шансов на спасение. Утром он снова приехал к Ботвиннику, который тоже работал всю ночь, и признался Флору: «Что-то я устал, Саломончик, надо бы немного отдохнуть. А ты покажи анализ Ганочке». Секундант крайне удивился, ведь жена Ботвинника не слишком разбиралась в шахматах. Все же он выполнил поручение Михаила Моисеевича и на пальцах объяснил Гаяне, как ее муж выигрывает. Наконец они сели в машину и отправились на доигрывание. Флор всю дорогу сыпал вариантами, а Ботвинник довольно кивал головой. И только перед самым входом в Концертный зал имени Чайковского, где проходил матч, Ботвинник без всяких сантиментов, как ни в чем не бывало, признался: «Ты знаешь, Саломончик, я записал другой ход».

Гроссмейстер Флор не смог сдержаться и заплакал...

Сталинская стипендия

В 1971 году, когда Ботвиннику исполнилось 60, он прекратил играть в официальных соревнованиях и написал в Госкомспорт заявление об отказе от шахматной стипендии. Прошел год, и, беседуя однажды с Ботвинником в его лаборатории, Виктор Хенкин спросил, не тяжело ли ему приходится без стипендии?

— А мне продолжают ее выплачивать! — признался Ботвинник.

— Но ведь вы от нее отказались? — удивился Хенкин.

— Да, но вы знаете, кто подписал распоряжение о моей стипендии? — Хенкин пожал плечами. — Сам Иосиф Виссарионович!

— Но он же давно умер, — проявил осведомленность журналист.

— Вы так думаете? — ухмыльнулся Ботвинник и добавил: — Наши чиновники до сих пор боятся отменять его приказы.

Судя по тому, сколько говорилось об отце народов спустя еще тридцать лет — 5 марта 2003 года, по случаю полувека, как Сталин переместился в мир иной, — не удивлюсь, если узнаю, что постановление о стипендии Ботвинника не отменено и сегодня.